«В блокадных дневниках одна девочка
написала, что хочет поймать мышку. Нет, не для того, чтобы съесть, хотя тогда ели и мышей, и крыс, если удавалось поймать.
И людей некоторые ели. Смертное страшное время было тогда. И у девочки умерла от голода мама, старенькая няня,
которая была как бабушка; одноклассники; все умерли, почти все. И девочка-подросток осталась одна.
Бомбежки и лютая зима, блокада Ленинграда.
И вот она мечтала о мышке. У неё была пустая банка. И она думала, что если мышку поймает и посадит в банку,
то сможет ее прокормить. Мышке мало надо еды. Ей можно давать крошечки от пайка.
И тогда можно будет выжить, если будет мышка, с которой можно делиться крошечками. Живая душа.
Вот пока есть хоть одна живая душа, с которой человек готов делиться крошками от своего хлеба в смертный голод,
человек сохранит психическое здоровье. Свою душу сохранит. Останется человеком.
Не просто выживет, а останется душевно здоровым человеком. Который может делиться с тем, кого любит. И может любить.
…А девочка выжила и ее эвакуировали. Может, мечты о мышке её спасли и позволили дожить до эвакуации. До спасения.
Вот и вся история насчёт года Крысы или Мыши. Такой вот был у одной девочки спасительный символ.
Пока есть живое существо, с которым мы способны поделиться последним, мы остаёмся людьми.
Даже если это мышка. Даже если это пустая банка для мышки, место в усталом и разбитом сердце для кого-то ещё…»
Анна Кирьянова. 29.12.2019.
